— Стас, совсем скоро на экраны выйдет «Батя 2. Дед» с вашим участием. Чем запомнились съемки сиквела?
— Для меня стало неожиданностью, что картина получила продолжение, и это, конечно, очень приятно. А съемки запомнились тем, что удалось поработать с режиссером Ильей Учителем. На мой взгляд, смена режиссера (первую часть снимал Дмитрий Ефимович — прим. ред.) повлияла на то, каким вышел фильм. Линия взрослого Макса, то есть моя линия, стала чуть ярче, она расписана более подробно. Также я изменился визуально, поэтому было интересно, насколько гармонично это впишется в историю, но в сценарии все получилось очень классно. Плюс у меня уже есть актерский опыт, первый «Батя» стал для меня дебютом в кино, и тогда было очень страшно, если честно. Сейчас все привычно.
— Что нового, на ваш взгляд, приносит «Дед» в линейку картин о воспитании мальчика Макса в 1990-е? О чем для вас эта история?
— В первую очередь, эта история о любви. Все-таки первый «Батя» — это фильм-воспоминание о детстве, и он имел такой успех, потому многие говорили: «Да, у меня тоже был такой отец!». Дед же в нашей истории — не такая суровая субстанция как отец. Не секрет, что нередко дедушки и бабушки любят внуков даже больше, чем собственных детей. Поэтому это кино про любовь. Также в истории очевидно прослеживается взаимосвязь трех поколений: Макса, его отца, и деда. Кроме того, есть еще линия с молодым дедушкой — о том, как он искал любовь, был на войне, прошел лагеря. Эта история добавляет суровости. Когда мы говорим о том, что выросли в суровое время, то есть в 1990-е годы, мы забываем, что случались времена еще суровее. Пройдя сложный путь, потеряв глаз, дед дарил Максу пусть своеобразную, но любовь, и он объединил три поколения.
— А как складывались ваши отношения с дедушкой в детстве?
— У меня не было отца, и дед заменял эту фигуру и в детстве, и уже в подростковый период. Отношения были очень хорошие, дед меня любил, и я отвечал ему взаимностью. Правда, был период в 1990-е годы, когда мы немного оторвались друг от друга, поскольку мы с мамой жили в другом регионе и приезжали только на лето. Но каникулы у бабушки с дедушкой становились для меня очень радостным и счастливым временем. Можно было сколько угодно бегать, прыгать, лазить, играть с дедушкиными инструментами — он давал мне свои ящики с гвоздями, и я все заколачивал. Приблизительно вот так это было. Понятно, что когда я уже стал старше, начал становиться взрослым, у нас случались какие-то пикировки, но это нормально. Сейчас мне деда не хватает. Ушел он давно, но я его очень любил, как и он меня.
— Фильм возвращает вашего героя в детство. А вы часто ностальгируете по этому времени? Есть что-то конкретное, по чему вы скучаете?
— Думаю, с возрастом каждый человек начинает ностальгировать по детству и вспоминать его, а также рефлексировать, как определенные моменты на него повлияли. Особенно, когда у тебя самого есть дети. Даже на бытовом уровне начинаешь думать о том, что и как происходило у тебя: «Какие дети сейчас пошли, а я вот палкой по луже бил, вот такие у нас были развлечения…». Если же говорить конкретнее, то, наверное, я скучаю по беззаботности, которая была в детстве.
— При подготовке к роли вы занимались с коучем? Поймали для себя какие-то актерские инсайты?
— Нет, в этот раз я с коучем не занимался, поскольку предыдущий опыт в фильме «Лгунья» показал, что если режиссер тебя об этом не просит, то и не нужно. Думаю, все прекрасно знают, чем грозит инициатива (смеется). В «Лгунье» мы разобрали с коучем всю роль, определили сверхзадачу, внутренний импульс, а потом я пришел на площадку и понял, что режиссер не так себе это все представляет. Придуманные нами конструкции были разрушены. Поэтому я решил не экспериментировать, тем более заранее поговорил с Ильей Учителем. Он сказал, что мы все будем делать на площадке, и он объяснит, что нужно делать. Главное — слушать.
— Были ли на съемках сложные сцены, требующие много времени на подготовку? И как вы взаимодействовали с настоящим медведем в кадре?
— Обошлось без каких-то сложностей, но в одной из сцен я должен был упасть. Киношная индустрия подразумевает, что если в сценарии прописаны такие истории, то рядом обязательно должны дежурить скорая и полиция. Кроме того, приехала специальная каскадерская группа, которая переодевала меня в защиту, чтобы я просто смог плюхнуться как мешок с картошкой. На мне было столько наколенников и налокотников, будто я в «Миссия невыполнима» снимался. А взаимодействие с медведем очень простое — он работал отдельно от актеров, а потом нас всех совместили на компьютере. Сейчас никаких сюрпризов нет.
— У вас множество татуировок. Одна из них — портрет Михаила Булгакова. Почему именно этот писатель оказался на вашем теле?
— Потому что это один из моих любимых писателей в русской литературе. Там же могли оказаться и Достоевский, и Чехов, я долго выбирал. Однако фигура Булгакова мне кажется более трагичной с точки зрения творца и его взаимодействия с окружающим миром.
— Смотрели ли вы новую экранизацию «Мастера и Маргариты»? Как она вам?
— Да, смотрел. Безусловно, это супер-фильм, потому что над «Мастером и Маргаритой» якобы висит какое-то мистическое проклятие, дескать, ее невозможно поставить и очень трудно снять. Все это полная чушь! Я видел замечательную театральную постановку, и даже не одну. А про фильм могу сказать, что это крутое кино, и в каком-то смысле блокбастер, причем мистический и очень интересный. Даже не знаю, в каком жанре он снят. Возможно, это триллер?! Мне понравилось переплетение линий Мастера и самого Булгакова. Все это очень здорово. Да, и наконец-то у нас появился нормальный Воланд, которому не 986 лет. Это тоже хочется отметить.
— У вас трое детей. Есть ли у вас какой-то секрет воспитания?
— Двое старших — дети от предыдущих браков, они живут не со мной, и весь секрет в том, чтобы все успеть сделать за воскресенье. Я шучу! Но, на самом деле, это не смешно, а сложно и местами довольно печально. Никаких секретов воспитания нет. Воспитываю, как умею.
— Вас называют «семейным комиком», потому что в своих монологах вы часто шутите про разводы, алименты и т.п. Но оставив шутки позади, отношения для вас — это про что? Что для вас в них самое главное?
— Семейным комиком меня уже никто не называет. Такое имело место до 2014-го года, и я от этого рьяно отмахивался. Вроде отмахнулся, но мне все еще об этом говорят. Про алименты и разводы я шучу только, если они случаются и имеют под собой основания для шуток. Ну, и такого рода шутки точно не делают меня семейным комиком (смеется)! А отношения для меня — это про двух людей, которые любят друг друга, живут вместе и собираются вместе и помереть.
— Какие у вас дальнейшие творческие планы? Будете продолжать актерскую карьеру или же останетесь в юморе?
— Продолжать или не продолжать актерскую карьеру — вопрос не ко мне, потому что официально я не актер, да и не считаю себя им. Профессионального образования в этой сфере не имею, поэтому все будет зависеть от тенденций в индустрии и интересов продюсеров и режиссеров к моей персоне. А в остальном мои творческие планы исключительно позитивны.
Фото: Иван Пономаренко
Читайте также:
