В культурно-образовательном кластере RDD и в спортивном парке Десеновское прошло открытие паблик-арт проекта «Объективно», самой большой коллекции искусства в общественном пространстве на территории московского жилого кластера. Проект включает 11 паблик-арт работ известных современных художников: Дмитрия Аске, Ивана Горшкова, Андрея Люблинского, Матвея Шапиро, Нади Лихогруд и Михаила Хвалебнова, Эльдара Ганеева и Максима Свищева. Осенью в рамках проекта на территории жилого кластера Russian Design District пройдут бесплатные экскурсии.
Редакция NOW поговорила с одним из участников проекта, художником Иваном Горшковым. В интервью он рассказал о своем творчестве, стремлению к мультиматериальности и о том, что его роднит с Якубовичем.
— Когда ты понял, что твое призвание стать художником?
— Дело в том, что я родился в семье художника и, глядя на своего папу, довольно рано понял, что быть художником достаточно весело, что это отличная, если не лучшая, профессия. Мне нужно тусоваться с приятными людьми, делать какие-то прикольные штуки, придумывать много всего, экспериментировать, угарать, устраивать тусовки, самому ходить на тусовки, быть классным чуваком, и если у тебя все хорошо будет получаться, если ты будешь методично и последовательно все это делать, то все будут тебя обожать, носить на руках, называть гением и заваливать баблом.
— К скульптуре как пришел?
— Уже когда я повзрослел и стал экспериментировать, искать себя, то понял, что самое подходящее для молодого художника, у которого нет примерно ничего, это железо. Очень дешево можно было купить железо, сварочный инвентарь, и в дедушкином огороде под кустом можно было варить трехметровые железные скульптуры и делать убойные выставки в Москве, от которых у всех отваливалась челюсть. Многие до сих пор меня запомнили по железу, хотя это далеко не главное на сегодняшний день, чем я занимаюсь.
— Ты принадлежишь к воронежской волне художников, расскажешь, что за волна и чем она знаменательна?
— Дело в том, что действительно, как и во многих регионах России в начале 2010-х началась, так называемая, региональная движуха, как будто что-то назрело в обществе и появились какие-то группы, художники, региональные проекты, выставочные галереи и т. д.
И у нас в Воронеже тоже каким-то странным, чудесным образом: познакомились разные интересные люди и заварилась какая-то каша. Я в свое время познакомился с молодыми ребятами, с которыми потом мы пошли вместе по жизни, решили быть современными художниками, нашелся человек, который хотел открыть галерею, но не было современных художников.
Мы искали галерею, мы нашли друг друга и вместе взрослели, вместе разбирались во всем этом сложном мире современного искусства, делали первые пробы и ошибки и вместе в общем-то все по-своему чего-то добились.
— Кого из воронежских художников выделишь?
— Я тысячу раз зарекался не выделять кого-то из воронежских художников, потому что кого бы ты ни выделил, с тобой потом все не разговаривают: «этого забыл, этого не в том порядке назвал» и т. д. Могу назвать только тех, с кем я познакомился еще в 2005-6-7 годах. Это были, как их потом в шутку называли, «отцы основатели»: Арсений Жиляев, Илья Долгов, Коля Алексеев, еще было множество прекрасных людей, но это очень длинный список, не хочу мучить слушателей и боюсь кого-нибудь опять пропустить.
— Оказал ли Воронеж влияние на тебя как художника?
— Конечно, потому что это было и место первых проб и ошибок, это было место нашей воронежской тусовки, воронежской волны, это было место нашей социальной активности. На протяжении 10 лет мы занимались проектом «Воронежский центр современного искусства» — это наш самоорганизованный ЦСИ, где мы проводили выставочную и образовательную деятельность, и в общем-то наводили в Воронеже свою воронежскую движуху.
— Сколько раз был на могиле у Хоя?
— Ну могу только сказать, что, когда мне было примерно год-два, у моего папы была рабочая мастерская через стенку от репетиционной точки «Сектора газа». Мне этого в принципе достаточно.
— Расскажи о своей работе на выставке «Объективно» и как ты туда попал вообще?
— Эта работа для меня достаточно классическая, передо мной стояла амбициозная задача сделать какую-то скульптуру для публичного пространства. Скульптура для публичного пространства — это всегда челлендж, потому что, чтобы это работало по назначению, это должно быть сопоставимо с разными факторами, должно быть гармонично вписано, должно быть действительно на своем месте.
Это не должно быть слишком провокационно, слишком возмутительно, потому что это преследует другие задачи, более сумасшедшие. Эксперименты – пожалуйста, для этого есть галереи. На улицу, в парк нужно делать что-то более спокойное, более универсальное, поэтому я не менял коней на переправе и сделал такую классическую для себя большую скульптуру, антропоморфную, веселую, приятную, игривую. И как я туда попал: меня пригласила Сабина Чагина, которая занималась программой уличных скульптур на этой локации. Вот и все, очень просто.
— Над каким проектом ты сейчас работаешь?
— Сейчас, в данную минуту, нахожусь в резиденции в Нижнем Новгороде, делаю серию живописей с ассистентами, провожу вечерний клуб любителей живописи, в котором мы будем со слушателями клуба обсуждать искусство, нюансы живописи и переделывать то, что мы рисуем в течение дня. Параллельных проектов очень много, все, наверное, называть не буду, но самый долгожданный, амбициозный, многообещающий проект, который готовится в данное время в Воронеже, — это большая моя выставка, которая откроется 19 декабря в центре ground солянка в Москве. Будет круто и интересно.
— Может у тебя есть проект, который мечтаешь когда-нибудь воплотить в жизнь?
— Конечно, таких проектов масса, я их придумываю и воплощаю, в общем-то из этого и состоит вся моя жизнь. Постоянно в голову приходят какие-то идеи новых материалов, новых приемов, что-то из них оказывается жизнеспособным, что-то нет. Сейчас вот работаю над освоением технологии стеклопластика и большой скульптуры из искусственного камня.
— Как со временем менялось восприятие твоего творчества публикой?
— Дело в том, что публика очень разная и меня всю жизнь интересовало мнение профессионального сообщества. То есть публики специализированной, публики, которой являются мои коллеги. Именно от общения с которыми и зависит моя дальнейшая судьба, карьера, жизнь и вообще состояние и положение как художника и как человека. А восприятие публикой широкой, я думаю, оно может и не поменялось. Оно поменялось точно так, как поменялось наше общество, я думаю, что в целом в последние 15 лет оно поменялось в лучшую сторону, люди стали более продвинутыми и настроенными на современную прогрессивную культуру.
— Если бы ты не был художником, то кем?
— Я по своему типажу Карабас-Барабас и это вопрос о том, кем бы мог быть Карабас-Барабас, если б не был художником. Скорее всего продюсером, я так предполагаю, каким-то директором цирка, директором шоу, шоуменом, как Якубович. Может быть и так.
— С каким материалом тебе работать сложнее всего?
— С самого начала я просто решил не работать с тем, с чем мне не хочется работать. Если тебе не нравится работать с каким-то материалом, не работай с ним, это, во-первых, во-вторых, для этого есть аутсорс, то есть производство, ассистенты и вообще куча разных вариантов, поэтому я в принципе не беру в руки то, с чем мне неприятно иметь дело. Если тебе неприятно с чем-то иметь дело, ты этот материал не чувствуешь, не понимаешь, ничего хорошего у тебя из него не получится.
— А с каким приятнее всего?
— Сейчас моя мастерская выстроена таким образом, что в ней можно работать с максимальным количеством материалов одновременно, это стремление к мультиматериальности, стремящееся к максимуму. Чем больше накручено каких-то материалов, часто такое бывает, тем интереснее. Ну конечно же разные проекты фокусируются на разных группах материалов, но за последние несколько лет я работаю практически со всем, что я знаю, как называется.
С графикой на бумаге; с живописью; с графикой и живописью на дибонде; с коллажем на дибонде; с фрезеровкой из дерева и алюминия; с 3D-печатью; с отливкой искусственного камня; со стеклопластиком под искусственный камень; с найденными объектами, купленными на барахолке и в секонд-хенде; с найденными, купленными гигантскими пнями; с газными плитами из клейного ясеня; разумеется, листовым железом; сварными конструкциями; конечно же, живописью на холсте; всевозможными наклейками; фальшивой едой с алиэкпресса, которую я снабжаю магнитами и примагничиваю в разные места; с шоу: был ряд проектов в формате цифрового шоу (то есть которые остались в виде видео на ютубе). Этот список стремится к бесконечности.
— Твой любимый цвет
— Можно по-разному ответить на этот вопрос, потому что вопрос — ловушка: все равно, что спросить у композитора: «какая твоя любимая нота», да он просто пальцем у виска покрутит. А я отвечу, что мой любимый цвет — это цвет гнили, потому что хорошее искусство — оно аутентично и похоже на жизнь, а гниль — это жизнь.
Читайте также:
