25 и 26 марта Музей криптографии проведет междисциплинарную конференцию Screenshot_2023, участники которой обсудят темы, связанные с изменениями интернет-среды и технологий цифровых коммуникаций, их влиянием на общество, социальные связи, культуру и человека в контексте эволюции от web 1.0 до web3 и далее.
На конференции соберутся криптографы, эксперты гуманитарных и технических наук, веб-разработчики, программисты, культурологи, исследователи, художники, визионеры и инфлюенсеры, чтобы поговорить о технологиях, меняющих наш мир, об эволюции интернета, хактивизме, медиаархеологии, цифровом обществе, кибербезопасности и NFT-культуре. Среди участников: Лев Манович, эксперт в области цифровой культуры, цифрового искусства и новых медиа, автор более 15 книг, в том числе «Язык новых Медиа», «Теории софт-культуры» и других; Денис Ройо (Jaromil), инженер-программист, медиахудожник, основатель Dyne.org, белый хакер; Ксения Дукалис, блогер и ведущая YouTube шоу; Оксана Мороз, культуролог, исследователь цифровой среды; Иван Пузырев, digital-стратег, эксперт в области дополненной и виртуальной реальности, сооснователь metaverse-экосистемы и платформы Arhead.io.; медиахудожники Мартин Надал и Сесар Эскудеро Андалуз и другие.
В преддверии конференции мы поговорили с Анной Титовец — автором концепции и креативным директором экспозиции Музея криптографии, а также одной из самых заметных фигур в сфере технологического искусства в России.
— Откуда появилась идея сделать конференцию? Почему она появилась именно сейчас?
— Не буду особо оригинальной, если скажу, что интернет оказывает огромное влияние на современное общество и участвует в формировании смыслового поля и общественных настроений. Только из-за пары постов в твиттере может обрушиться целый банк, что потенциально может привести к цепной реакции и последствиям для экономической структуры всего государства — как это чуть не случилось буквально на днях, когда буквально за день банк американский Silicon Valley Bank обанкротился во многом из-за волны негативных твитов в сети.
Сейчас мы живем в эпоху, когда цифровые привычки проникают в реальность, дипфейки влияют на общественно-политические настроения, алгоритмы поисковиков задают нам рамку видения мира, а социальные сети — конструируют «под нас» информационный поток. Еще на рубеже ХХ и XXI веков Окинавская хартия глобального информационного общества утверждали, что информационно-коммуникационные технологии являются «одними из наиболее важных факторов формирования общества XXI в.».
На выбор темы конференции — «От web 1.0 до web3. Как интернет меняет общество» в 2023 году в значительной мере повлиял тот факт, что в последнее время одна из самых обсуждаемых идей — это идея о том, что, по мнению многих разработчиков, IT-специалистов и исследователей, интернет находится на пороге нового этапа — web3, третьего поколения интернета, где главную роль будут играть идеи децентрализации и переустройства цифровой среды в открытую и регулируемую пользователями, а не корпорациями. На эти темы проводятся десятки конференций и саммитов, но в большинстве своем они достаточно узконаправленные и рассчитаны на профессиональную аудиторию. В нашем же случае хотелось сделать, во-первых, междисциплинарное событие и позвать специалистов из разных сфер — не только технологической, но и гуманитарной, а также сделать конференцию, направленную на широкую аудиторию.
— Сложно ли было собирать мероприятие с зарубежными участниками в 2023 году?
— Мне кажется в 2023 году вообще сложно собирать любое мало-мальски убедительное профессиональное мероприятие, которое на сосредоточено исключительно на локальных трендах. И дело даже не столько в зарубежных спикерах, а дело в целом в тех драматических обстоятельствах, в которых мы находимся в этом году, спустя год с 24 февраля прошлого года. Каждый сантиметр сборки конференции для всей команды требовал гораздо большего внимания и усилий, чем это было раньше, до февраля прошлого года.
— Расскажите о хайлайтах мероприятия, что нельзя пропустить?
— Программа очень плотная и разнообразная, и конечно мне, как составителю программы сложно выделять отдельные хайлайты, так как почти все темы конференции — из списка «вишлиста».
Среди хайлайтов — выступление теоретик цифровой культуры Льва Мановича, автора бестселлера «Язык новых медиа» и более 15 книг о цифровой культуре, Лев посвятит свое выступление исследованию «искусственной эстетики» и вопросам, как ИИ меняет историю искусства; Денис Ройо Jaromil — выступление которого особенно жду — этичный хакер, медиахудожник, один из активных участников движения свободного ПО, расскажет о том, что происходит с нашими данными в сети и как можно себя защитить; медиахудожники Мартин Начал и Сезар Эскудеро Андалуз на лекции «Истинное и поддельное в эпоху хайпа» представят результаты своих исследований в сфере художественного производства и использования инструментов web3 и NFT; Оксана Мороз прочтет лекцию об изменениях цифровой идентичности в интернете — от ЖЖ до эпохи TikTok и web3-коммьюнити; Валерий Печейкин в компании с культурологом Екатериной Колпинец, блогером Ксенией Дукалис и Валерием Шариповым на круглом столе «Мемы, инфлюенсеры и дипфейки: смеяться или плакать?» поговорят, как мемы реагируют на происходящие события и формируют поле смыслов, а дипфейки влияют на общественные настроения.
Во второй день конференции на круглом столе «Новые технологии для нового интернета. Web3: тенденции развития и проблемные точки» участники обсудят перспективы и чаяния нового поколения интернета.
А 25 марта мы устраиваем «киноночь» — будем показывать и обсуждать два фильма про хакерскую культуру — «Русские хакеры» (режиссер Андрей Лошак) и «Имя нам легион. История хактивизма» (Режиссер Брайан Кнаппенбергер) про одну из самых известных групп хактивистов Anonymous.
— Отличается ли история российского интернета от мирового? В каком направлении он развивается сегодня? Есть ли у него некий «свой путь»?
— Вероятно тут можно по-разному интерпретировать, что мы имеем в виду, говоря про российский интернет — идет ли речь о контенте, технологиях или регулировании. Первая сеть в СССР — «Релком», появилась в 1994 году, спустя 3 года после того, как www, Всемирная паутина, придуманная британским ученым Тимом Бернерсом-Ли стала доступна всем пользователям интернета. А социальная сеть Facebook (принадлежит Meta, признанной в России экстремистской организацией), появившаяся в США в 2005 году и сразу ставшая популярной в мире, в России стала хоть сколько-то известна к концу двухтысячных.
Российский, как считается, аналог этой социальной сети — «ВКонтакте» возник в 2006 году, и это, на мой взгляд, достаточно яркий пример сугубо российского продукта. Интернет культура, несмотря на глобальность интернет сети — различается в разных странах. Даже характер UI, UX и подачи контента — в разных регионах мира разный, например «японский интернет» радикально отличается от российского. Контент рунета — той части интернета, в которой представлен в основном русскоязычные сайты и сервисы обладает своим лицом и характером, у нас своя языковая среда, «культурный код» и мемы. Любопытно, что на заре появления интернета считалось, что русский сектор интернета более «литературно-ориентированный», менее капиталистический и товароцентричный.
Говоря же про «путь» русского интернета сегодня — то, думаю, он достаточно красноречиво отражает официальную политику государства на сегодняшний день. Этот путь подразумевает жесткое регулирование, цензуру и ограничения. Интернет так или иначе всегда является отражением той культурной и общественно-политической среды, к которой он относится.
— Вокруг интернета существует большое количество с одной стороны «утопических», а с другой — конспирологических теорий. Вы себя относите скорее к технооптимистам или техноскептикам? Интернет будущего сделает наш мир лучше?
Любопытно, что утопии на тему того, как должен быть устроен интернет у разных сообществ отличаются, это довольно очевидно было еще на этапе раннего интернета, когда технологии интернета являлись чем-то новым и непознанным и киберфеминистки, журналисты, разные группировки хактивистов и шифропанков ринулись писать каждый свой манифест, как «должно быть» в идеальном интернете.
Если говорить более широко о технологическом развитии и потенциальной, связанной с технопрогрессом эволюции общества и человека — я бы назвала себя умеренным техноутопистом. Или мизантропическим филантропом. Я хочу верить в технологический прогресс на благо общества, человека и планеты и верю в него, ведь уже и сейчас стали же мы жить дольше, передвигаться быстрее и общаться молниеносно. Но, к сожалению, технологии — не нейтральны сами по себе, и зависят от того, в чьи руки они попадают.
— Музей криптографии открылся совсем недавно. Расскажите, как шла работа над его концепцией и экспозицией?
— В ответ на этот вопрос хочется написать сагу, но я попытаюсь ограничиться коротким summary. Промежуток от начала работы над концепцией музея и до его открытия — это всего два с половиной года. Для экспозиции на трех этажах, научно-технологического музея без коллекции, который посвящен теме, про которую очень сложно говорить с широкой аудиторией так, чтобы оставаться в рамках научной точности и быть интересным, понятным и веселым, для той плотности повествования и обилия интерактивных и мультимедийных инсталляций и для того уровня амбиций качества контента и внимания к доступности среды — этот период работы над музеем до сих пор звучит как совершенно нереалистичный.
Но нам удалось это сделать. И сделать так, что, когда я заглядываю в книгу отзывов или натыкаюсь на отзывы про музей в яндекс картах или просто у незнакомых людей в сети — мне становится необычайно радостно и приятно, что удалось сделать экспозицию такой, что о ней одинаково восторженно говорят как специалисты, так и люди, которые ничего не знали про криптографию до похода в наш музей. И вот эта цель — сделать экспозицию понятной, актуальной, увлекательной, научно отточенной, глубокой и легкой одновременно, философской и технической, и так, чтобы этот опыт был интересен для совершенно разной аудитории — и легла в основу концепции, которую я разработала для музея.
Одно из наиболее полемических, и, как показала действительность — удачных неординарных решений, которое легло в основу создания драматургии экспозиции — это решение развернуть повествование в «обратную сторону» — от современности, повседневной жизни человека и всего того, что окружает нас в современном цифровом мире, от выхода с человеком на разговор о нем самом, разматывается «клубок эволюции» технологий коммуникации между людьми вглубь веков — через телефон, радио, телеграф и электромеханические шифровальные машины в индустриальную эпоху к домашинной эпохе — письмам, как основному способу коммуникации и полиалфавитному шифрованию и к древности — моменту зарождения письменных систем. Еще одной, особенно дорогой моему сердцу художника отличительной чертой концепции экспозиции стала политика интеграции произведений современных художников в научно-популярную ткань повествования.
— Какие у музея планы на будущее, в каком направлении он будет развиваться?
— У музея множество планов и хочется надеяться, что все они будут реализованы. Мы собираемся активно развивать образовательные программы, как для подростков, так и для взрослых, впереди в этом году задуманы несколько выставок, одна из них — детская, две другие — исторического плана.
— Вы сами работаете как художник. Расскажите немного о своей практике, и сложно ли ее совмещать с кураторством музея?
— Я считаю и ощущаю себя в первую очередь художником, а куратором в классическом понимании выступаю достаточно редко. Достаточно давно и в первую очередь если говорить о западной традиции существует понятие художник-куратор, вот скорее к этому племени я себя и отношу, когда берусь делать кураторские проекты. Создание концепции выставки и использование выставочного формата как такового становится само по себе медиумом для формирования поля смыслов. А если говорить о работе над экспозицией научно-технологического музея — то есть музея криптографии, то мой случай некоторым образом уникален — поскольку я достаточно долгое время работала в сфере видео и мультимедиапродакшена как арт-директор, то в работе над музеем я исопльзовала все три свои ипостаси одновременно — и как художника, и как арт-директора, знакомого достаточно глубоко с производством и придумыванием мультимедиа инсталляций и видеоконтента эдьютэймент направленности и иногда — как художник.
Если говорить о художественной практике в чистом виде, то мои первые эксперименты были в формате live-видеоперформанса или, проще говоря — виджеинга, и основным медиа, с которым я работала долгое время были видео и компьютерная графика. Сейчас я работаю с разными форматами репрезентации, это может быть и компьютерная графика и смешанные медиа и объекты, произведенные на 3д принтере и другие форматы. Темы, с которыми я чаще всего работаю связаны со спекулятивными исследованиями влияния новых технологий на общество и человека. Так, одна из последних работ, которая только что вернулась в Москву с выставки в Туле (куратор Алексей Шульгин) называется Artificial Amygdala Emotion, и в этом проекте, который представлен в формате 3D-объекта — маски с эмоции на лице манекена и видео-арта, я провожу исследование воздействий технологий на семантику мимики и эмоции и делаю спекулятивное предположение, что с помощью новых технологий может быть синтезирована новая эмоция, которая достижима человеком только при взаимодействии с этой технологии, но не естественным путем.
— В чем, по вашему мнению, ключевое различие между медиа-артом и искусством в классическом понимании, к которому мы привыкли?
— Медиаискусство — это искусство, в основе которого лежит медиа — технология, которую художники используют при производстве художественного произведения. И этот технологические инструментарий постоянно изменяется в связи с технологическим прогрессом. Но стоит упомянуть, что я не считаю корректным артикулировать разделение понятия «современное искусство» и «искусство новых медиа». Я рассматриваю современное искусство в целом, в нем есть одно из направлений — это художественные работы, в процессе производства которых используются новые медиа — в своей постоянной текучести эти медиа постоянно меняются. В начале XX века искусством новых медиа можно было бы назвать фотографию, например.
— Мы знаем, что вы активно преподаете, читаете лекции о медиаискусстве в ВШЭ, БВШД, РАНХиГС и других образовательных заведениях. Расскажите, как правило, чему посвящены ваши лекции?
— Мой обычный «круг подозреваемых» тем в курсах или лекциях, которые я читаю это взаимоотношения между искусством, технологиями и обществом. И как эти три составляющие взаимодействуют друг с другом. Я читаю как лекции об истории медиаискусства, о генеративном мышлении в культуре и искусстве, о медиаактивизме и, иногда — мультимедийном дизайне, Кроме того, следуя технологическому прогрессу, каждый год я расширяю тему своего интереса, исследуя изменения которые новые технологии привносят в культуру и искусство. На данный момент естественно, это темы, которые связаны с применением технологий машинного обучения и искусственного интеллекта, технологии NFT, метавселенные и идеи web3 — в контексте меняющегося статуса произведения искусства, осмысления этих технологий как с концептуальной точки зрения, так и частично в контексте изменения производственной цепочки в искусстве.
— Какой главный урок вы даете своим студентам?
Технологии в искусстве — это всего лишь инструмент, не используйте технологии, если они не являются важной частью, без которой ваше художественное высказывание не будет работать. Очень часто в современном медиаискусстве мы видим эту ошибку — сосредоточенность на инструменте и форме и отсутствие идеи, концепции, послания автора. То же, кстати, релевантно и для экспозиционного дизайна. И второе — необходимость применения критического мышления ко всему, что мы производим и делаем. Закончу моей любимой фразой теоретика постгуманизма и киберфеминизма — Донны Харауэй, которую я не устаю цитировать во время своих выступлений — «Технологии не нейтральны. Мы ответственны за то, что мы с ними делаем, и что они делают с нами».
Читайте также:
