Ковенацкий-художник
Владимир Ковенацкий говорил, что его как художника сформировали две вещи: барачный мир близ станции Лихоборы, где «повсюду еще пахло войной, а у пивных орали молодые инвалиды», и МСХШ — художественная школа при суриковском институте («Мне всегда было весело и интересно разводить на бумаге рыцарей, солдат, мушкетеров и бандитов»). Впоследствии к этому списку добавится Южинский кружок — художественное и литературное сообщество, возникшее вокруг фигуры Виталия Мамлеева, зачинателя метафизического реализма в русской литературе. Напитавшись атмосферой южинства, он соединил в своем творчестве предельно бытовое измерение — экзистенциально заряженное хулиганство, образы урлы, алкоголический экстаз — с предельно фантазийным и мистическим. Мир гравюры Ковенацкого населяют бродяги и алкоголики, а также трицератопсы, бронтозавры, ихтиостеги и прочие инфернальные и фантастические существа, которые обживают неприглядные окраинные пейзажи Москвы. Его экспрессивная мрачно-смешная манера позволила сделать это пространство одушевленным, близким одновременно к офортам Франциско Гойи и журналу «Крокодил».


Ковенацкий-поэт
Стихи Владимир Ковенацкий начал писать еще в школе и не оставлял поэтическую практику на протяжении всего своего пути, хотя декларативно объявлял себя прежде всего художником. Его литературная жизнь была чрезвычайно разнообразна: он писал исполненные экзистенциального напряжения и мрака стихи — то пересмешнические, барачные, то отсылающие к классическим образцам и акмеистской образности («Засветилась плешь на темени. Стала твердою рука. Сколько мне осталось времени До последнего звонка?»), рассказы, песни, пьесы и даже поэмы, одна из которых стала парафразом «Евгения Онегина» («Антон Енисеев»). Юрий Мамлеев считал, что в поэзии «он искал уюта, даже метафизического уюта — уголка, в котором можно было бы отдохнуть, очнуться от «бредограда» современного мира». Многие современники вспоминали, что поэт не декламировал свои стихи, а практически пел, отбивая такт на подручных предметах и являясь слушателям в образе греческого рапсода.
Ковенацкий-мистик
Как и многие другие южинцы, завсегдатаи барака в Южинском переулке, Ковенацкий был заражен жаждой скрытой духовности метафизического подполья. Квартиру Мамлеева он описывал как «странный восковых фигур музей, где собирались, чтоб развеселиться, угрюмые шизоиды столицы». Сам писатель сформулировал кредо южинства в девизе «Пить вино и мечтать о Боге». Поэты, художники, духовидцы и прочая «черная» богема собиралась здесь, чтобы обсуждать эзотерическую литературу, грезить наяву и исследовать присутствие божественного и потустороннего миров в повседневном. Ковенацкий более всего был увлечен фигурой и философией Георгия Гурджиева, незаурядного мыслителя, автора концепции «четвертого пути», предполавшей личностные метаморфозы через сакральные танцы, практики самонаблюдения и другие приемы. Впоследствии, правда, увлечения разнообразные подпольными гуру и их учениями серьезно повредило поэту и художнику.


Ковенацкий-книжный график и иллюстратор
Поступив в Полиграф, Ковенацкий еще во время учебы начал работать в издательской сфере: всего он оформил более 40 книг, сотрудничал с журналами и работал на студии «Диафильм». Среди авторов, иллюстрации и обложки к произведениям которых создавал художник, были Джек Лондон, Александр Крон, Ильяс Есенберлин. В узнаваемой экспрессивной манере он создавал психологически достоверные графические произведения и гравюры, часть которых можно увидеть на выставке в Центре Вознесенского. Также в оформлении Ковенацкого выходили грампластинки фирмы «Мелодия». Поэт Юрий Стефанов вспоминал, что художник «не грешил ни эклектикой, ни лжеэрудицией: все детали его книжных и журнальных иллюстраций — а он зарабатывал свой хлеб именно в этой области — тщательно выверены по специальным изданиям и оживлены его собственным врожденным талантом. Он просто не мог себе позволить, к примеру, путаницу в китайских династиях…».
Ковенацкий-человек
Соратники и современники художника, как один, отмечали его тонкую ранимую душу и ошеломительное впечатление, которое на Ковенацкого производил окружающий его мир — в грубости своей доходящий для чертовщины, что в непомерных объемах лезла в его художественные и литературные произведения. И тем не менее, автор, наиболее полно выразивший концепцию «мир как бред» стал для многих проводником в художественное подполье, чутким собеседником и настоящим искателем истины. В разные периоды он был близок и общался с Александром Харитоновым, Олегом Целковым, Алексеем Смирновым фон Раухом, Михаилом Гробманом, Львом Кропивницким. А в своей комнате в коммуналке Ковенацкий организовал «домашний музей», содержащие графические листы и гравюры — своего рода летопись московской окраины, фантастической в той же степени, что и бредовой.


Подготовила: Татьяна Сохарева
Читайте также: