Вместе с развитием современных технологий, нейросетей и искусственного интеллекта меняется представление о том, где и как их можно использовать. Можно ли увидеть на одной театральной сцене симбиоз творческих и технологических решений или интегрировать их на подиумы, чтобы по-новому рассказать о высокой моде? Видеохудожник Илья Старилов доказывает, что это не просто возможно, но и очень востребовано. Поговорили с мастером видеоконтента об особенностях профессии, планах на будущее и реализованных проектах.
— Как вас можно называть? Есть конкретный термин для профессии или это всегда совокупность сфер?
— Можно сказать я «видеохудожник». На данный момент это как раз человек, который соединяет в себе разные средства выразительности, технологии, которыми он оперирует, как некий «техномаг», создает разнообразные визуальные образы. Это некий режиссер. Но режиссирует он технологии и спецэффекты.
— Как удалось поженить классическое искусство и современные технологии?
— В моем случае женить ничего не нужно было. Мое образование — графический дизайнер. Я с детства занимался классическим изобразительным искусством. И это всегда было частью меня, но мне захотелось расширить свои возможности, уйти от каких-то классических приемов и начать использовать современные средства и методы самовыражения при помощи технологий, в первую очередь компьютерной графики. И при этом люди не перестали уметь рисовать или знать историю искусств, они соединяют и то и другое. По-моему, сейчас то самое время, когда одно не противоречит другому. Я, по крайней мере, противоречий никаких не вижу.
— Видеомэппинг и LED-панели: что за звери такие и как они живут на сцене?
— LED-панели— это диодные панели, некий «лего-телевизор», который можно сложить на любую поверхность: стены, полы, и потом на них передавать видеоизображение. Это конструкция из модулей, из которых собирается некий телевизор. А видеомэппинг — это проекция изображения на трехмерный объект. Может быть бесконечное множество проекторов, из которых собирается одна общая картинка. Видеомэппинг применяется в те моменты, когда нужно работать с какой-то готовой геометрической формой.
Мне больше нравится работать с LED-панелями. Они сочнее, ярче передают цвета. С ними чувствуешь себя свободнее, сталкиваешься с меньшим количеством технических ограничений.
— Каким был ваш первый удачный проект и самый неудачный?
— Моим самым удачным проектом я считаю иммерсивный спектакль-триллер «Черный русский». Он вызвал невероятный общественный резонанс, повлиял на мою работу, на мою карьеру. В этом проекте нам предоставилась возможность работать почти с неограниченными ресурсами. И в техническом плане, и в плане реализации своих идей. Мой самый неудачный проект так и не случился. Мы полгода общались с режиссером и художником-постановщиком, а после вышли на сцену, и оказалось, что видеомэппинга было не нужно. Мы потеряли очень много времени просто так.
— Каким образом вы используете нейросети в своей работе?
— Наш продакшен использует нейросети постоянно. Технология уже находится на таком уровне, что сложно представить себе работу без нее. Во-первых, это невероятно облегчает подготовительную работу и создает больше времени для творчества. Во-вторых, нейросети иногда используются для вдохновения, для поисков каких-то эскизов и для создания изображений.
— Как выглядит процесс создания проекта? Для частного мероприятия, например, или театрального шоу
— Работа над частным мероприятием и театральным шоу мало чем отличается. Сначала идет подготовка: встреча либо с клиентом, либо с режиссером, где мы определяем предварительную задачу, которая требует поиска референсов, создания эскизов. Потом происходит написание сметы, создание раскадровки, процесс предпродакшена, который занимает достаточно большую и немаловажную часть, потому что нужно все согласовать, спланировать, предсказать возможные трудности. Потом происходит сама работа, создание изображений, работа с командой, если это необходимо. И далее происходит третий этап — репетиции, художественный надзор.
Единственное различие между частными мероприятиями и театром может заключаться в этапе репетиций. Обычно на частных проектах он сокращен. Но эта этапность везде единая, это везде работа с командой, разными цехами, режиссером, звукорежиссером, художником по свету, актерами, художниками по костюмам, художниками-декораторами, техническими директорами, видеоинженерами и др.
— Для каких институций вы делали проекты?
— Мне удалось поработать с крупными брендами Cartier, Chanel и Bulgari. Я также работал с множеством театров, российских и зарубежных. Создавал спектакли и шоу в разных жанрах: драматические спектакли, опера, балет, иммерсивные спектакли. Показ Cartier в Петербурге, например, был реальным мэппинг-шоу, которое сопровождал показ моделей, это было отдельное произведение, художественное высказывание.
— Насколько запрос заказчика точен? Или вам чаще дают стандартные пожелания, референсы и оставляют свободу творчества?
— Это всегда какой-то диалог. Да, иногда приходят и говорят конкретные задачи, но это все равно превращается в процесс поиска. «Октавия» — это моя совместная работа с художником-постановщиком Степаном Лукьяновым. Какие-то эскизы делал я, какие-то он и в этом симбиозе что-то рождалось. Мы с ним достаточно давно работаем и неплохо понимаем, и чувствуем друг друга. А что касается Cartier, там мне ставились художественные задачи, на основе которых я искал какие-то образы.
Их мы утверждали с клиентом и агентством. И на этой основе создавался контент.
В Chanel тоже работа была совместной с художественной постановочной группой и художником-постановщиком Машей Трегубовой. Какие-то вещи предлагал я, какие-то — бренд, какие-то предложения были от хореографа. В этом соединении и родился проект.
— Чем вы обычно «напитываетесь» для работ? Где ищете вдохновение, силу, желание?
— Чаще всего это поездки куда-то в лес, путешествия, которые в последнее время не так часто происходят, потому что я очень много работаю. И, конечно, постоянный источник моего вдохновения, это кинематограф. Из последнего меня очень впечатлил французский фильм «Одержимые» (MadS) — безумный и нестандартный фильм про зомби и подростков и «Собиратель душ» с Николасом Кейджем. Фильм поразил меня съемками, кадрами, атмосферой, невероятной энергией. И очень жду новый фильм «Носферату» Роберта Эггерса.
— Какой эффект работы должны производить на зрителя?
— Когда я создаю проект, я закладываю скорее свою эмоцию. Я ее испытываю внутренне, выражаю через графику, образы, и она сознательно или подсознательно считывается зрителем. Обычно это получается.
— Чем вы заняты сегодня?
— Сейчас мой самый главный, проект — это авторский видео-арт-балет на тему черного романтизма и дарк-фэнтези, который будет раскрывать тему рыцарских баллад и сновидений. Это занимает все мои мысли. В проекте будет использована техно-музыка, приемы иммерсивного театра, хореография и, конечно, моя авторская графика.
— Насколько за годы вашей работы изменилось видеоискусство? Что осталось, а что безвозвратно ушло? И за чем будущее?
— Видеоискусство меняется с невероятной скоростью, просто бешеными темпами. Уходит ручная покадровая анимация за счет своей трудоемкости. Это сейчас достаточно редкое явление. Но остаются какие-то феномены, например, Миядзаки, но я не уверен, что в его работах нет цифровой технологии совсем. А приходят сейчас нейросети, и они будут занимать все больше и больше отраслей, очень сильно влиять. Потому что это технология, наше будущее и ее не остановить.
Читайте также:
