Издательство «Эксмо» представляет новую книгу Кати Качур «Ген Рафаила». Романы автора рассказывают о непростой жизни обычных людей и о перипетиях судьбы, в которых они оказываются. Неловкие, травмированные, недоверчивые, ее персонажи проходят через множество испытаний, чтобы стать сильнее.
«Ген Рафаила» — это захватывающий роман о неожиданных союзах и противостояниях, о людях, которые вынуждены бороться не только с внешними угрозами, но и с собственными демонами. Катя Качур исследует сложные отношения между главными героями, показывая, что даже самые разные люди могут найти общий язык в борьбе за то, что им дорого.
С разрешения издательства «Эксмо» мы публикуем отрывок из книги.
Вместо предисловия
В окошке железной раскаленной будки сатанело лицо билетерши. Оно было маслянистым и пузырчатым, как доведенный до совершенства блин на сковороде. К блину устремилась змейка из робких граждан, мечтающих взять билет на ближайший Омик — ржавый речной теплоходик постройки семидесятых годов. Следующий Омик отходил от пристани только через полтора часа, а значит, неуспевшим грозили либо солнечный удар на городском пляже без зонтиков, либо глубокий обморок в здании речного вокзала без кондиционеров. В этой очереди я была последней. Волосы мои, еще в аэропорту развеваемые сплит-системами, ныне прилипли ко лбу и шее, истекая солеными струями. Платье-футляр из хлопка пропиталось пОтом и словно пошлый латекс подробно обтягивало формы. Босоножки на шпильке и тонких лямках отделились от влажных стоп и жили своей развязной жизнью. Кожаный шопер натер плечо и стремился на свободу — к бастующим туфлям. Очевидно, лук и макияж не соответствовали атмосфере кипящей набережной. По сравнению со мной, старухи, прожженные солнцем, в свободных рубахах и бездонных юбках, с бидонами и холщовыми сумками, казались гораздо более уместными, органичными и производили впечатление людей, ладящих с собственными головами. Наконец, подошла очередь.
— Вы принимаете карты? — спросила я билетершу, с трудом елозя во рту сухим языком.
— Ополоумела, курва? — взвилась огненная тетка. — Ты здесь хоть одну розетку видишь? Только наличные.
— Сколько стоит билет?
— Тариф на стене, — буркнула она, утирая капли с блинного лица.
На выкрашенной в лазурь будке, действительно, висел тетрадный лист, разлинованный и исписанный от руки. Буквы выгорели. Поднимая и приспуская очки, я пыталась найти нужную строчку.
— До отправления две минуты. Куда надо?
— Остров Рафаила.
— Семьдесят два рубля пятьдесят копеек.
Я протянула стольник, радуясь, что в кошельке были хоть какие-то купюры. Билетерша загремела мелочью в жестяной банке, отсчитывая сдачу.
— Боже, не надо! — взмолилась я.
— Боже тебе ничего и не даст, — пробурчала она, отрывая билет от толстого рулона.
Я, спотыкаясь, влетела по деревянному трапу в салон теплохода и застыла, не успев приземлиться. На длинных драных скамьях впритирку друг к другу, с плотностью бочковой сельди, сидели пассажиры: старики, бабки, дети, собаки, кошки. В проходе между скамьями теснились ведра и корзины, прикрытые тряпками в сочных разноцветных пятнах. Из города к приволжским поселениям люди ехали пустыми — распродали урожай на рынках. Но даже от полых кастрюль и лукошек к облепленному мухами потолку восходил густейший, плотный как силикон, запах июльских ягод: лоснящейся клубники, смородины всех мастей, белого тугого винограда, свинцово-синей ежевики и бесстыжей забродившей кроваво-черной вишни. Воздух, а точнее его отсутствие, сковало мой мозг, сознание отключилось, и я рухнула на колени ближайшего деда, прокуренного и вонючего, но цепко обхватившего мои бедра корявыми пальцами.
— Куды намылилась, красотка? — на мое лицо кто-то лил воду прямо из красного пожарного ведра.
— На Остров Рафаила, — я попыталась вырваться из дедовых лап. — А можно на палубу выйти?
— Палуба, дорогуша, на яхте миллионера. А у нашего Омика — тридцать сантиметров воздуха между салоном и бортом. Да ты там и не уместишься.
Я не поверила, встала и, шатаясь, вывалилась в первый открытый проем. Дед не обманул. Палуба была забита народом настолько, что салон показался мне практически безлюдным. Мускулистый парень, стоявший с краю, подвинулся бочком и дал возможность прислониться к перилам. Зеленая волна с цветущими в толще водорослями лениво обволакивала ржавый борт. Река не освежала. Снижая скорость, Омик отворачивался от большого города на горизонте и прижимался к диким зеленым берегам. На темечко мне упало несколько горячих капель, запуская поток мурашек по липкому позвоночнику. Я подняла голову: из приоткрытой форточки салона (черт побери, да почему же их нельзя распахнуть настежь!) свисал длинный фиолетовый язык. Его хозяин — гигантский меховой чау-чау, похоже, не надеялся выжить в этом пекле, зрачки были обморочно закатаны, дыхание сбилось на хрип, слюни концентрации сахарной патоки текли, разбиваясь о макушки и плечи пассажиров. Я вновь вернулась в салон.
— Далеко еще до Острова Рафаила? — спросила у деда.
— Нет, пару остановок. Это между Большой Грязью и Запездьем.
— Чем, простите?
— Запездьем, — невозмутимо ответил дед.
У меня смешались все пазлы. Я ехала в эту глушь, потому что случайно увиденное в интернете географическое название «Остров Рафаила» полгода будоражило мое воображение. Я хотела понять, как, чем руководствовались люди, дав деревне на берегу Волги имя Архангела из Ветхого Завета. Но Запездье, следовавшее прямиком за Островом Рафаила, показалось мне апогеем народной логики. Это как Зазеркалье, Заполярье, Запределье… За гранью всего живого, святого, стыдливого, порочного. За чертой, куда невозможен вход самим архангелам, не говоря уже о нас, потных и грешных.
— А кто там живет, в Запездье? — меня болтало на поворотах дряхлого судна.
— Кто-кто: пезды и бздуны, — ответила бабка, соседствующая с дедом на лавке.
— О, боже, кто же еще там может жить, — вырвалось у меня. — А если я выйду в Запездье, то смогу по берегу попасть на Остров Рафаила?
— Конечно, сможешь! Там пятнадцать минут пеху. А зачем тебе на Рафаила? — спросил дед.
— Хочу узнать, почему остров назван именем святого.
— Какого святого? — всплеснула руками бабка. — Да это погоняло нашего беглого зэка — Рафа Баилова. Он тут пять лет прятался в лесах, да пещерах. Так и не нашли. Вот и прижилось название. А как чиновники приехали три года назад, карту побережья обновлять, так провели референдум и переименовали деревню «Большие Грязи -2» в «Остров Рафаила». Ты вот что больше любишь: клубнику или виноград?
— Клубнику, — я теряла смысловую цепочку.
— Тогда тебе в Запездье, — продолжила бабка, — там клубника — чистый сахар. А дойдешь до Рафаила — купи виноград. Такого в жизни не едала. Ранний, сочный, медовый.
Читайте также:
